Я – везде чужой,
И потому – свободен.
сборник повестей 
Профиль в склеенном зеркале
Ничто не меняется: что было вчера, то будет завтра, через сто лет… Белое останется белым, черное – трауром, красное – кровью, урод будет завидовать манекену, слепого поведут под руку, но он упадет, его обманут, но он никогда не узнает, сухие ветви деревьев не станут зелеными, цветы расцветут и увянут, ничто не изменится, а исчезнет все.
сборник повестей Профиль в склеенном зеркале
Мысли стреляют в затылок и не промахиваются, мозг жжет, длинными языками вбивает колья между мозгом и плотью, мозг заражается болью, два полушария боли, она кипит в черном котле, кипит, изредка выплескивая последнюю жажду – владеть…
сборник повестей Профиль в склеенном зеркале
Был ли это сон, обморок или репетиция смерти, не знаю. Но то, что человек смертен, может прийти в голову только живому.
сборник повестей Профиль в склеенном зеркале
У рода нет начала. У рода есть только конец.
сборник повестей Профиль в склеенном зеркале
Хочется раздеться догола, вытянуть вверх руки, прибить их гвоздями к воздуху и… повиснуть в пространстве. Вращаясь вокруг собственной оси в аномальной системе координат, я ощущаю мгновение взлета. Полететь бы вопреки всем законам физики и соседской морали над городом и кладбищем, над промежуточностью жизни, под звуки ежедневной музыки, с израненными в кровь руками, над другими городами и другими кладбищами, над всеми. Как выглядит мир сверху? Как они там, наверху? Через какую границу проходит линия отрыва? Удастся ли когда-нибудь восстановить тропинку к людям? Да и где они, живые люди?
сборник повестей Профиль в склеенном зеркале
Мое представление обо всем, каким оно должно быть, явно мешает мне наслаждаться тем, что это все вообще есть.
сборник повестей Профиль в склеенном зеркале
Ищу в себе замену снегу…
сборник повестей Профиль в склеенном зеркале
В атмосфере – аномальные явления: совсем не пишутся стихи.
сборник повестей Профиль в склеенном зеркале
Собачий характер свойствен не только людям, но иногда и собакам.
сборник повестей Профиль в склеенном зеркале
Мы все слушаем эпоху Возрождения. Concerto grosso. Мы все из эпох следующих – Перерождения. Concerto mortale.
сборник повестей Профиль в склеенном зеркале
Смерть – сугубо интимное мероприятие. Причем гораздо интимнее, чем сама жизнь.
роман Аллюзии святого Поссекеля
Принципиальность – это когда тебя ведут на виселицу, и ты убеждаешься в торжестве справедливости.
роман Аллюзии святого Поссекеля
Чем больше человек ограничен в своих действиях, тем крепче привязан к своим фантазиям…
роман Аллюзии святого Поссекеля
Я был уверен, что признание в собственном страхе звучит не менее значительно, чем осознанное стремление к подвигу. Я не раз убеждался, что трусость так же индивидуальна и образна, как и чрезмерно обласканная Историей личная смелость. Поэтому мое понимание гражданского долга не пересекало границ моих гражданских способностей. Я не претендовал на конфликт с самим собой. Я всего лишь являлся самим собой.
роман Аллюзии святого Поссекеля
Ничто так не развращает воображение, как надежда.
роман Аллюзии святого Поссекеля
Самоубийство – самый обезболивающий из человеческих поступков.
роман Аллюзии святого Поссекеля
Человек никогда не меняется. Он лишь имитирует этот процесс. Человек рождается таким, каким умирает.
роман Аллюзии святого Поссекеля
Для того и построена Человеком виселица, чтобы на ней кто-то висел.
роман Аллюзии святого Поссекеля
Именно способность назначать всему цену отличает человека от других животных.
роман Аллюзии святого Поссекеля
Моряк всегда рвется в самые отдаленные просторы мирового океана. Его полная тайн душа, как ничья другая, зависит от невидимых сил и явлений природы. Он не может быть истинным христианином. Точнее, он числится им только на суше. Как формально числятся за ним его семья и его домашние привязанности. А выйдя в море, неисправимый странник поклоняется своим языческим идолам. Такова суть его двуликой веры. Таково естественное разделение его существования. Между сушей и морем моряк всегда выберет море. Между Богом и Штилем всегда предпочтет последнего.
роман Аллюзии святого Поссекеля
Траурный марш – это оргазм наоборот. Только намного длительнее.
роман Аллюзии святого Поссекеля
Свобода – не свобода, если ее нельзя измерить степенью вседозволенной активности. Совесть – не совесть, если она не чувствует вследствие этой непредсказуемой активности конкретных угрызений.
роман Аллюзии святого Поссекеля
Когда жажда жить уступает жажде умереть, рождается симфония.
роман Аллюзии святого Поссекеля
Свобода – всегда эксперимент. Свобода – всегда опасный эксперимент. Свобода всегда делает людей такими, какими они еще никогда не были.
роман Тбилиссимо
Умение веселиться отнюдь не означает умения праздновать. Праздников для всех не бывает. БОГ дарит их каждому человеку в отдельности.
роман Тбилиссимо
Страх умереть есть на самом деле страх потерять память. Ведь память – это единственное, чем человек обладает по праву.
роман Тбилиссимо
Слух дан человеку, чтобы, в первую очередь, познавать себя, и лишь во вторую – познавать мир.
роман Тбилиссимо
Когда душе удается встретить своего близнеца еще на земле, тогда и фантазии на тему ЖИЗНИ ПОСЛЕ СМЕРТИ становятся более правдоподобными. Причем иногда гораздо правдоподобнее, нежели сама жизнь при жизни.
роман Тбилиссимо
Человек умирает, умирая телом. Вместе с ним умирают и окружающие его предметы, умирая духом.
роман Тбилиссимо
В темноте не стоит задумываться об окружающей обстановке. В темноте лучше полностью положиться на собственную фантазию. Вспомнить поэзию. Или вернуться к прошлому. Впрочем, это же можно позволить себе и при свете. Но уже с закрытыми глазами…
роман Тбилиссимо
Сон – особая система координат. В ней время перестает быть категорией сухой и безликой. В ней время превращается в категорию творческую.
роман Тбилиссимо
Мир оказался чересчур труслив, чтобы посметь возразить смерти. Он оказался чересчур слаб и полностью от нее зависим. Ждать спасения или хотя бы сострадания Ираклию было неоткуда. Это подтверждал и невозмутимый взгляд СВЯТОГО ГЕОРГИЯ с иконы. ЕГО СВЯТОЕ ХЛАДНОКРОВИЕ естественно вписывалось в атмосферу подавленности и безысходности. Не случайно горе ретуширует все вокруг себя черным цветом. Траур – тоже своего рода гармония.
роман Тбилиссимо
Даже самая несчастная человеческая жизнь заслуживает, чтобы ее называли не иначе как счастьем.
роман Тбилиссимо
Эгоизм музыки, помноженный на эгоизм личности, и есть эгоизм вечности.
роман Тбилиссимо
Если бы господин К. страдал географией и знал о существовании Кавказа, он бы наверняка включил его в свой ПРОЦЕСС.
сборник притчей Кафказус
Нырнуть в море Каспийское, а вынырнуть на берегу Черного. Назад – пешком по суше. Вот тебе и кругосветное путешествие.
сборник притчей Кафказус
Не существует вечной дружбы хотя бы без капли вечной вражды.
сборник притчей Кафказус
Конечно, революция меньше, чем любовь, но она все-таки больше, чем обычное гормональное расстройство.
сборник притчей Кафказус
Уберечь себя от войны – это тоже искусство.
Впрочем, как и умение говорить о чужих подвигах, будто о своих собственных.
сборник притчей Кафказус
Подарки обезболивают память.
Чем они щедрее, тем наркоз эффективнее.
Сила воли перед шприцем отступает.
сборник притчей Кафказус
Смерть до споров о жанрах не опускается.
У нее нет оппонентов.
Она сама по себе жанр.
сборник притчей Кафказус
Толпу отличает не только отсутствие разума, меры и вкуса.
Самое прискорбное: у нее нет памяти.
Память присуща личности.
Память – молекула вечности.
ПАМЯТЬ КАК ПАПЕРТЬ.
Возвышает.
И над пахлавой.
И над аджикой.
И над собой.
сборник притчей Кафказус
В любой трагедии живет гормон фарса.
В любом зрителе всегда таится предатель.
сборник притчей Кафказус
О войне бессмысленно писать отчеты.
Войну невозможно передать красками или словами.
Войну надо воспринимать с натуры.
Один на один.
С ее светом и тенью.
С ее бездушной эстетикой.
Чтобы во всех нюансах понять, чем же смерть отличается от искусства.
сборник притчей Кафказус
Не воюйте с химерами в себе,
Чтоб не уничтожить себя как вид.
сборник притчей Анабечди
ИГРА ВООБРАЖЕНИЯ…
Нескончаемая.
Длиною в вечность.
ДНК которой целиком и полностью состоит из образов.
Иногда сложных.
Иногда пустых.
Иногда неосторожных.
А иногда умышленно неосторожных.
сборник притчей Анабечди
Кириллица, латиница, грузиница отныне в твоем беспощадном распоряжении.
И ты бросаешься в бой.
За своего героя.
Не боясь быть непонятым или осужденным.
Не боясь ни собственной совести.
Ни ответственности.
Ни безответственности, в том числе.
Ты – один на один с собой.
Будто нагой.
Бросивший вызов отражению.
сборник притчей Анабечди
Эх, хочется, облачившись однажды в белый халат, покопаться в человеке и человечестве.
Почувствовать себя хирургом-проктологом-гинекологом.
Но ни в коем случае не анестезиологом.
Берлин – самый удачный для этого эксперимента пациент.
Он же – самая подходящая для подобного садизма арена.
сборник притчей Анабечди
Театр начинается с вешалки, ИСТОРИЯ – С ВИСЕЛИЦЫ.
Виселицей она и заканчивается.
сборник притчей Анабечди
Давайте относиться к себе подобным по-родственному.
В конце концов, мы все появились на этот свет из одного общего смысла.
И все в единое бессмыслие уйдем.
сборник притчей Анабечди
Чертово колесо Истории крутится.
Без тормозов.
И ничего, что со скрипом.
Даже не важно, в какую сторону.
Да хоть во все сразу.
сборник притчей Анабечди
Копание в себе – не от безделья.
Это форма существования.
Которая низводит почти до нуля значение среды обитания.
сборник притчей Анабечди
Грех – не грех, если его нельзя искупить.
Бред – не бред, если нельзя поставить точный медицинский диагноз.
сборник притчей Анабечди
«Я плевать хотел…» – это ген.
От него не избавиться.
Впрочем, себя мне уже не изменить.
Каков есть, таков есть.
Может, орел, а может, решка.
Может, стихи, а может, стихиЯ.
ДАКТИЛОСКОПИЯ.
Души.
сборник притчей Анабечди
Родина – не там, где ты родился, а там, где тебе хочется умереть.
сборник притчей Анабечди
Вот и носятся слишком впечатлительные человеки до последнего вздоха.
По земле.
В поисках надгробного камня.
Чтобы успеть высечь на нем крест.
Кто-то успевает.
Кто-то нет.
САМАЯ ДЛИННАЯ ДОРОГА – В НИКУДА.
САМЫЙ ПРИСТАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД – ИЗ НИОТКУДА.
сборник притчей Анабечди
Если писать одну правду, тебя могут привлечь за клевету. Поэтому иногда лучше разбавить ее вымыслом.
роман Москва по понедельникам
Далеко не всегда герои-символы уходят с превозносившей их эпохой. Нередко они изменяют самим себе и своему прошлому. Без стеснения пристраиваясь к эпохе следующей.
роман Москва по понедельникам
Доносчик – не просто призвание. Это целый набор различных маний. От мании собственного величия до мании общественного приличия.
роман Москва по понедельникам
Когда выглядываешь из-за угла, всегда нужно помнить, что со спины тебя видят из-за другого угла.
роман Москва по понедельникам
Dolce Zukunft.
Deutsche Vita.
роман Москва по понедельникам
Нравиться самому себе – сродни искусству. Тогда как нравиться другим – скорее, труд.
роман Москва по понедельникам
Дружба – не только общая судьба и общие чувства.
Это, как водится, еще и пухлое общее досье в органах безопасности.
А если не повезет по большому счету, то и общая статья уголовного кодекса.
роман Москва по понедельникам
КГБ не та служба, которая исчезает из жизни сексота по первому сексотовскому требованию. У perpetuum mobile нет обратного хода. Perpetuum mobile – только вперед и навсегда.
роман Москва по понедельникам
Измена как высшая форма прозрения. Прозрение как высшая форма измены.
роман Москва по понедельникам